… Учитель долго вертел в руках мое произведение, задумчиво поглядывая на него и периодически похмыкивая…
… В классе, вроде как в пятом, нас, на уроке труда, впервые допустили до токарного станка. Сначала мы, внимая всеми ушами, слушали получасовую лекцию о безопасности работы, тревожно поглядывая на руку трудовика на которой отсутствовали три средних пальца. Лекция была эмоциональна, пропитана собственным опытом и нецензурными вставками. Трудовик мужик тертый и, судя по клешне, тертый как раз вот таким станком, экспрессивно размахивал перед нашими маленькими носами своими двупалыми пассатижами и рассказал, как «одного непослушного мальчика намотало на болванку зажатую в станке». На наш робкий вопрос, а что, собственно, стало потом с этим мальчиком, трудовик прищурился, задумчиво посмотрел на горизонт за окном через свои два пальца и ностальгически молвил – «А ничего. Как был он долбоебом, так им и остался». Потом перевел взгляд на придавленную страшным известием группу детей, и поправился – «Осторожным он стал. И робким». Мы вздохнули с облегчением. Все таки нам было жалко намотанного на страшный станок незнакомого мальчика, хоть и долбоеба.
Наконец инструктаж закончился, трудовик вставил деревянные заготовки в станки и дал команду на пуск. Громко гудели станки, весело перекрикивалась ребятня. Тема разговора была одна, про «Какие мы, пацаны молодцы! Не то, что девчонки, которые сейчас гнутые пельмени на своем уроке труда учатся лепить»
Тем временем трудовик походил по столярке, посмотрел, что все нормально и героических долбоебов не предвидится и удалился к себе в угол. Где, сдвинув набекрень свой чепчик, принялся читать какой то порнографический самиздат. В этот момент он очень был похож на Д’Артаньяна в момент, когда хитрый гасконец ввалился в Париж, имея за душой только понты и усы.
…Задание было изготовить балясину по чертежам. По моему, трудовик, что то обустраивал дома, потому, что на каждом чертеже, красивым женским почерком были пояснения «кухня», «цветник» и «на всякий случай, если ты пьяный опять забодаешь перила»
Долго ли, коротко ли, но балясина у меня не выходила. Ну не приспособлен мой глазомер к тонкому, столярному искусству! Как в замедленной съемке, из крутящегося бруска сначала появилось нечто, похожее на карикатурную авиабомбу, потом авиабомба плавно приняла черты песочных часов, потом она стала набором шайб, соединенных тонкой перемычкой. Потом все это сломалось нахрен и деревянной шрапнелью разлетелось по столярке. Странное дело я, оказавшийся в эпицентре взрыва, совершенно не пострадал. А вот трудовику одна шайба прилетела рикошетом от стены, прямо в раскидистые усы и плавно соскользнув по ним, шлепнулась на оттопыренную нижнюю губу. Трудовик поднял глаза, сплюнул шайбу на пол и, профессионально попав себе в сапог, воззрился на меня.
Поскольку я сорвал грядущий оргазм трудовика, то получил доп. задание в виде нового бруска и старого чертежа с пометкой «цветник». Я был хорошим. И добрым. Поэтому желая доказать трудовику, что все долбоебы закончились еще на том мальчике, я шустро сунул болванку в станок, затянул как надо, включил, и принялся исправляться.
Не знаю то ли станок был кривой, то ли в чертеже была критическая ошибка, но через двадцать минут подергивающийся лицом трудовик, осторожно, двумя оставшимися пальцами, вынимал из станка изделие, мало похожее на задуманную балясину, но зато очень похожую на, простите, «хер ишачий, обыкновенный».
Трепетно покачивая в руке анатомической моделью, трудовик смотрел на меня так, будто я специально ему, вместо предмета интерьера, выточил хер зоологический пародийного вида.
А потом было то, с чего я начал. … Учитель долго вертел в руках мое произведение, задумчиво поглядывая на него и периодически похмыкивая…
А потом он пошел в учительскую и долго там пугал учителку биологии, молодую но, на наш взгляд, некрасивую женщину. Из-за двери было слышно, как биолог дрожащим голосом спрашивала трудовика «что это такое», на что получала ответ «вам виднее».
А через два дня, после уроков, трудовик напился и гонялся за биологией по школьным коридорам с ишачьим хером наперевес, крича при этом, что «он все равно узнает правду». Биология верещала и, смешно семеня копытками на каблуках, удирала от трудовика. Это все мы узнали на следующий день, когда уборщица тетя Катя, ухватила биологиню за рукав и, описав вчерашнюю ситуацию с применением народного фольклора, вынесла вердикт – «Дура. Потом еще пожалеешь, что не догнал». Биологиня покраснела, вырвала рукав из рук тети Кати и убежала в кабинет. Жалеть наверное.
А потом, когда после Нового Года, опохмелившийся трудовик показывал нам черно-белые фотографии своей новой дачи, я с гордостью заметил, что все нами сделанные балясины являются неотъемлемой частью дачного интерьера в виде маленького заборчика огораживающего внутридомовой цветничок. И только мой ишачий хер, как монументальный символ жизни, стоял в самом центре композиции и вокруг него, робко и застенчиво обвивалось какое то вьюнковое растение.
Рекомендую почитать еще
Подпишись для получения новых статей на Email,
Мне тоже понралилось!
Вспомнилась наша трудовичка в стиле английской гувернантки с идеально прямой спиной (все-таки спец.школа с углубленным англицким 🙂 ) и наши фартуки-косынки и супы с фрикадельками…Ну никакой феерии!
А Вашей балясиной , думаю, Вы бы у нас полкласса до обморока довели 🙂
Интересно, кто же потом съедал супы-фрикадельки… :))
АААААаа, Серёга, это жесть! 🙂 Спасибо за очередной шедевр 🙂 Надеюсь трудовик не знаком с руководителем кружка авиамоделирования 🙂
Не, их счачтливо миновало сие знакомство))