Вечер начался как обычно, с продуктивного диалога Кота и человека, причем первый, категорически отказывался понимать второго.
— «Понимаешь, уважаемый сукин Кот» — пытался я влить в маленькую, котовскую голову капельку культуры — «То, что ты делаешь, выходит за рамки подписанной нами конвенции о разграничении пространства кухни и прочих помещений. И Ваше поведение, о широкомордое существо высшего разума, ни в коей мере не способствует нашему взаимопониманию!»
А «Высшее существо» и по совместительству «Сукин кот» загородилось от меня розовой пяткой и внимало не то, что бы не внимательно, но с какой то скептической гримасой на лице.
А с чего все началось. Это хамило о четырех ногах было поймано на месте тягчайшего преступления. Этот гамадрил в котячьем обличье крался к кастрюле моего борща! Мне не то, что борща жалко… Ну сколько он там отхлебнет? А сколько то, что дорога в вожделенной емкости пролегала по плите. А кнопки там сенсорные и очень легко нажимаются котовьей лапой. Да и путь начинался со стола, который ему под страхом дутья в нос запрещается посещать. Но это животное, презрев все ценности человеческой морали и провозгласив себя анархистом, ринулось на запах.
Правда после чего виновато металось и кричало, что «токмо велением инстинктов, а не желудка для», но я почему то ему не верил.
После получаса нашего диалога, Сева махнул лапой призывая к тишине, свесил голову вниз и так задумчиво выдал — » Вот смотрю я на тебя, смотрю. Наблюдаю, можно сказать. Думаю может вырастет, поумнеет. Но, чую усами, такого прогресса мне еще долго ждать»
«Да эта… Котэ… А никто тут часом не офигел?» — я немного взволновался от непокорности — «Ты, братэло, на кого кастрюлю катишь? Совсем забылся, на кого хвостэ поднял?! Да я тебе щас тапок на уши натяну и скажу, что это твой вечный спутник теперь!»
Котэ ,видя, что ляпнул лишку, соскочил со своего насеста неуклюжей курицей, и приняв позу «огромадное, и зело страшное Котэ атакуэ», принялся скакать на меня боком, глядя как то так странно, исподлобья. Будто сказать чо хотел.
«Вот смотри, Кот, это — шарик» — я поднял с пола надутый шар — «и он может вот так…»
«Как, как, как» — любопытный Сева приблизился на опасную дистанцию.
«А вот так!» — я пустил шарик ему промеж ухов и выпучил глаза. Котэ, не ожидая такого кандибобера развернулся на месте, секунд пять судорожно,не находя сцепления с ногами, рвал скользкий пол из под себя, потом ринулся за угол и там притаился в засаде. Типа он давно запланировал тут оказаться.
«Севввааа…» — позвал я, противным, скрипучим голосом, как в мульте один робот звал другого — «Валллиии….». Сева подпрагнул от моего гнусного тона и ринулся мстить шарикам.
Месть была стремительной и ужасающей. Шарик, это доброе и мягкое резиновое создание, призванное сопровождать различные праздники вмиг подвергся вероломному нападению Котозверя и под «громкое мурчание, под радостное ржание» был насажен на коготь. После чего громко сказал «иплысь!» и равномерно распределился по по коту. Куда делся враг, умный Сева не понял, но тут до него начало доходить, что очень возможно его красиво кинули, а он «бедный котик» так страдал за безопасность жилища защищая его от вторжения шаров-мутантов. Вот и верь после этого людям!
«Люди» в это время ржали до хрюканья и совсем не уважали храброго Котэ. «Сволочи, я окружен сволочами постепенными, этими бездарными личностями и мелкими душонками» — стенал оскорбленный Кот в своем углу, время от времени показывая исподтишка неприличные знаки задней лапой.
Но ничего. Потом, как водится злопамятное животное все забыло и традиционно сплясало мне кошачий краковяк, при этом раз пять наступив мне на ногу.
Вот так прошел еще один котодень. И все бы закончилось хорошо, но черт меня дернул за язык вспомнить битву Котэ и шарика. «Ну что же ты так» — подыпнул я мохнатую морду — «чуть кучу не материализовал то от страха?»
«Я…Да я… Да ты сам…!» — Котэ аж заикал от нервов. — «Да я самый сильный, самый огромный и самый витиеватый мыслями и поведением Котэ во вселенной! Да я могу вот с таким суровым в своем негодовании лицом, надвигаться на тебя, а ты должен убегать стеная на судьбу несправедливую!» И скорчив вот такое бескомпромиссное хлебало Котэ направился в мою сторону.
Но в последний момент поняв, что с дивана меня не сдвинуть ни чем и даже вот таким волнительным выражением на своей кошачьей хлеборезке, Котэ с суровостью и достоинством прошагал мимо, как бы туда и направляясь изначально, залез на свою котобашню и даже не пожелав всем спокойных и сытых ночей, сморщил морду и захрапел.
